Древнее Перу
Сейчас в связи с интересом к материку Южной Америки, и Перу в частности, по моему интересной  является статья о Древнем Перу, иследования которого было проведено Теософским Обществом ещё в XIX в. Исследование проведено, как будет видно из текста погружением в Рассматривание тех времён группой (и даже несколькими группами) на протяжении нескольких лет - и по моему является хорошим примером изучения и практики так называемого Ясновиденья, и сопоставлением фактов, изучением своих жизней. Это вероятно будет хорошим одним полезным примером (ведь табличка висевшая над входом Дельфийской Пифии "Познай Себя..." подразумевает познать себя в том самом широком смысле) И во-вторых, пример слаженности действий, и тем более в группе также очень полезен. 
Вот небольшой отрывок
 
Ч. Ледбитер - очерки доисторических цивилизаций. Часть выдержек из книги "Человек: откуда, как и куда"
 
Когда, рассказывая о ясновидении, я упомянул о великолепных возможностях исследования прошлого, которые открываются перед историками, некоторые читатели сообщили мне, что если бы любые фрагменты результатов таких исследований были представлены публике, они вызвали бы у теософов глубокий интерес. Несомненно, это так, но оказалось не так легко исполнить это пожелание, как можно было бы полагать. Следует помнить, что такие исследования предпринимаются ни для удовольствия, ни для удовлетворения обычного любопытства, но лишь когда они оказываются необходимы для должного выполнения какой-то части работы, или для объяснения какого-то тёмного момента наших исследований. Большинство сцен из давней истории мира, которые столь интересовали и восхищали наших исследователей, прошли перед нашим взором в ходе исследования той или иной из последовательностей жизней, прослеживавшихся в глубину веков, чтобы собрать информацию о работе великих законов кармы и реинкарнации. Поэтому наши знания об отдалённой древности имеют скорее характер последовательности проблесков или галереи образов, чем целостной картины и связной истории.
Тем не менее, даже в этих сравнительно случайных и несвязанных наблюдениях перед нашими глазами открылось множество вещей, представляющих чрезвычайный интерес — не только касавшихся великолепных цивилизаций Египта, Индии и Вавилонии, и более современных государств Персии, Греции и Рима, но и других, превосходивших по масштабу даже вышеупомянутые, которые по сравнению с ними были уже поздними цветами. Эти могущественные империи начинались ещё на самой заре человечества, хотя некоторые фрагменты их следов ещё остаются на Земле для имеющих глаза, чтобы видеть.
Пожалуй, величайшими из их всех были охватывающие весь мир владения божественных правителей Города Золотых Врат древней Атлантиды, поскольку за исключением первоначальной арийской цивилизации по берегам Центральноазиатского моря, почти все империи, которые люди называли великими, были лишь бледными и частичными копиями этой удивительной организации. До неё же не существовало ничего, что можно было бы вообще с ней сравнить, и единственными попытками учредить правление в действительно большом масштабе были государства яйцеголовой подрасы лемурийцев и мириад тлаватлей, строителей курганов, живших на дальнем западе ранней Атлантиды.
Некоторые черты политической системы, которая столь много тысячелетий сосредоточивалась вокруг великолепного Города Золотых Врат, уже набрасывались в одном из Протоколов Лондонской Ложи; сейчас же я собираюсь предложить вам лёгкий набросок одной из её позднейших копий, которая, хотя и в малом масштабе в сравнении со своей великой родительницей, всё же сохранила в себе многое из великолепного общественного духа и верховенствующего чувства долга, которые были самой жизнью этой великой древней схемы — и всё это уже почти что в то время, которое мы привыкли относить к историческим периодам.
Часть света, к которой мы ради этого обратим своё внимание — это древнее перуанское царство, которое, однако, охватывало гораздо большую часть Южноамериканского континента, чем та республика, которая сейчас носит название Перу, или даже чем та страна, которой владели инки в XVI столетии, когда их застали испанцы. Верно, что система правления в этом позднейшем царстве, вызвавшая восхищение Писарро, старалась воспроизвести условия более великой и древней цивилизации, о которой я собираюсь сейчас рассказать, но всё же, как бы ни была удивительна эта бледная копия, мы должны помнить, что это была именно копия, созданная через тысячи лет более низкоразвитым народом в попытке возродить те традиции, некоторые из лучших моментов которых уже были забыты.
Первое знакомство наших исследователей с этой интереснейшей эпохой произошло в ходе стараний проследить длинную цепь воплощений. Было выяснено, что после двух благородных жизней, прожитых в великих трудах и напряжении (что было, очевидно, следствием серьёзной неудачи в одной из предшествовавших жизней), субъект, историю которого мы решили проследить, родился в благоприятных условиях в этой великой Перуанской Империи и прожил там жизнь, которая, хотя и была так же полна тяжёлой работы, как и предшествовавшие, всё же отличалась тем, что там он удостоился счастья и успеха в куда большей степени, чем обычно выпадает на долю человека.
Естественно, зрелище государства, в котором большинство социальных проблем, похоже, были решены (там не было бедности, недовольства, и почти не было преступности), сразу же привлекло наше внимание, хотя в то время мы не могли задержаться, чтобы исследовать его более пристально. Но когда линии некоторых других исследовавшихся нами жизней тоже привели нас в эту страну в тот же период, и мы стали узнавать всё больше и больше о её манерах и обычаях, то постепенно мы осознали, что наткнулись на настоящую осуществлённую утопию — время и место, где по крайней мере физическая жизнь была лучше устроенной, счастливой и полезной, чем, вероятно, где-либо ещё.
Несомненно, найдутся многие, которые зададут вопрос — откуда нам знать, что это описание отличается от описаний всех прочих утопий, и как мы можем быть уверены, что исследователи не обманывали себя красивыми мечтами, и не считывали свои же собственные идеи, превращая их в видения, и убеждая себя в том, что они действительно это видели? То есть как мы можем убедиться, что это более, чем просто сказка?
Единственный ответ, который можно дать таким вопрошателям — что такой гарантии нет. Сами исследователи в этом уверены — благодаря долгому накоплению многочисленных доказательств, которые сами по себе зачастую были малы, но в совокупности своей достаточны. Они также были уверены в своих знаниях о разнице между наблюдением и воображением, постепенно приобретённых в долгих терпеливых опытах. Они очень хорошо знают, как часто им приходилось встречаться с вещами совершенно невообразимыми и неожиданными, и как часто в результате этого им приходилось расставаться со своими прежними представлениями, которые они долго лелеяли. Кроме этих исследователей, были и другие люди, которые уверены в этом практически в той же мере — как благодаря собственной интуиции, так и тому, что они хорошо знали тех, кто выполнял эту работу. Для остального же мира все эти исследования столь отдалённого прошлого неизбежно должны остаться лишь гипотезой. Они могут считать это описание древней перуанской цивилизации просто сказкой, и всё же я надеюсь, что они признают, что это сказка прекрасная.
Я полагаю, что кроме как методами ясновидения окажется невозможным восстановить какие-либо следы цивилизации, которую мы здесь исследуем. Я почти не сомневаюсь, что такие следы существуют, но чтобы приобрести достаточные знания, позволяющие уверенно отделить их от следов других, позднейших рас, потребуются весьма обширные и тщательные раскопки. Может статься, что в будущем историки и археологи обратят больше внимания на эти удивительные страны Южной Америки, чем они уделяют сейчас, и тогда, возможно, им удастся выявить следы разных рас, которые, одна за другой, заселяли их и правили ими. Но пока что всё, что мы знаем о Древнем Перу (если не считать данных ясновидения) — это то немногое, что было рассказано нам испанскими конкистадорами, а ведь цивилизация, которая столь удивила их, была лишь бледным и отдалённым отражением более древней и великолепной реальности.
Сама раса с тех пор изменилась, ибо те, кого там застали испанцы, были лишь боковым отростком великолепной третьей расы атлантов, у которой, похоже, было много больше жизнестойкости, чем у любой из последовавших, хотя очевидно, что эта ветвь во многих отношениях демонстрировала последнюю стадию дряхлости, будучи во многом более варварской, деградировавшей, и менее утончённой, чем та более ранняя ветвь, о которой мы будем говорить.
 
Этот маленький листочек из подлинной истории мира, беглый взгляд на одну лишь картину из огромной галереи природы, открывает нам то, что в сравнении со всем ныне существующим вполне может показаться идеальным государством. Частично наш интерес к нему был вызван тем, что там были вполне осуществлены все те вещи, к которым стремятся современные социальные реформаторы, но достигнуты они были методами, диаметрально противоположными тем, которые предлагаются сейчас. Народ жил в мире и процветании, такая вещь, как бедность, была неизвестна, и практически не было преступлений. Ни у кого не было причин для неудовольствия, поскольку у каждого были возможности для раскрытия своего гения (если он таковым обладал), и он мог выбрать себе любую профессию или линию деятельности, какой бы она ни была. Ни на одного человека не возлагалась работа, слишком тяжёлая для него, у каждого было много свободного времени для любого желаемого занятия или достижения; образование было полным, бесплатным и эффективным, а о больных и стариках прекрасно заботились. И вся эта тщательно разработанная система материального благосостояния была осуществлена, и насколько мы можем видеть, только и могла быть осуществлена, при такой абсолютной монархии, которую только видал мир.
 
Толтекская цивилизация в древнем Перу, XIII тысячелетие до н.э.
 
Цивилизация Перу в XIII тысячелетии до н.э. столь близко напоминала Толтекскую Империю в её зените, что мы, поскольку тщательно исследовали этот период, используем его здесь как пример цивилизации атлантов. Египет и Индия в атлантский их период дали другие примеры, но в целом основные черты Толтекской Империи лучше всего были представлены в Перу описываемого нами периода. Правление было самодержавным — никакое иное правительство в те времена не было возможным.
Чтобы показать, почему это было так, мы должны мысленно вернуться в более ранний период — к первоначальному выделению великой четвёртой коренной расы. Станет очевидно, что когда Ману и его сподвижники — великие адепты из намного более высокой эволюции — воплотились среди молодой расы, над развитием которой они работали, для этого народа они были совершенными богами как в знаниях, так и в силе, настолько они опережали его во всех мыслимых отношениях. В таких обстоятельствах не могло быть иной формы правления, кроме автократии, поскольку правитель был единственным человеком, который действительно что-то знал, и поэтому ему приходилось принять управление над всем. Потому эти великие стали естественными правителями и водителями человечества-ребёнка, и им всегда выказывалось охотное повиновение, потому что благодаря их мудрости авторитет их был общепризнан, равно как и то, что самая большая помощь, которую только можно оказать невежественным — это вести и обучать их. Отсюда и произошёл тот общественный порядок, как и должен приходить всякий истинный порядок — сверху, а не снизу, и по мере распространения новой расы этот принцип сохранялся. На его основании были созданы могущественные монархии отдалённой древности, в большинстве случаев начинаясь с правления царей-посвящённых, мудрость и власть которых вела их младенческие государства через все начальные трудности.
Таким образом получилось, что даже когда первоначальные божественные правители передали свои посты в руки своих учеников, истинный принцип правления всё ещё понимался, и потому, когда основывалось новое царство, всегда предпринимались усилия как можно более точно имитировать в новых условиях великолепные институты власти, которые божественная мудрость уже дала миру. Только лишь когда и у народа, и у правителей возрос эгоизм, прежний порядок постепенно стал меняться, уступив место немудрым экспериментам и правительствам, движимым жадностью и честолюбием, а не вдохновляемым исполнением долга.
В рассматриваемый нами период — около 12000 г. до н.э. — ранние Города Золотых Врат уже не существовали, так как многие тысячи лет назад они скрылись под волнами океана, и хотя главный из царей острова Посейдониса всё ещё высокомерно короновался прекрасным титулом, некогда принадлежавшим царям Атлантиды, он уже не претендовал на то, чтобы следовать методам правления, которые обеспечивали им стабильность, намного превосходящую ту, что даёт обычное человеческое устройство правления. Однако, за несколько столетий до этого, царями страны, позже названной Перу, была предпринята хорошо задуманная попытка возродить — хотя конечно же в значительно меньшем масштабе — жизнь этой древней системы, и в эпоху, о которой мы говорим, это возрождение вполне состоялось и было, вероятно, в зените своей славы, хотя система эта сохраняла свою эффективность и впоследствии, на протяжении множества веков. Именно это перуанское возрождение мы сейчас и рассматриваем.
Несколько трудно дать представление о физической внешности расы, населявшей страну, поскольку ни одна ныне существующая на Земле раса не напоминает её достаточно, чтобы послужить сравнением, не сбивая с верной мысли в том или ином направлении. Представители великой третьей подрасы атлантской коренной расы, ещё сохранившиеся на Земле, значительно выродились и измельчали в сравнении с тем, какой была эта раса во времена её славы. У наших перуанцев были высокие скулы, и общий их облик ассоциировался у нас с высшим типом индейцев, хотя контур лица имел отличия, делавшие его скорее более арийским, чем атлантским, и выражение его фундаментально отличалось от выражения лиц современных краснокожих, будучи открытым, радостным и мягким, а у высших классов на лицах были явные признаки проницательного интеллекта и благосклонности. Цвет кожи был красновато-бронзовым, в целом более светлый у высших классов, и более тёмный у низших, хотя классы были так перемешаны, что вряд ли можно было выделить даже такое различие.
В целом расположение духа народа было счастливым, довольным и мирным. Законы были немногочисленными, удобными и хорошо исполнялось, так что население было естественно законопослушным; климат был по большей части приятным, позволяя людям не утомляться чрезмерно на земледельческих работах, поскольку при умеренных усилиях давал богатый урожай. Это делало людей довольными и позволяло получать от жизни максимум. Очевидно, что такое настроение народа давало правителем страны огромные начальные преимущества.
Как было уже замечено, монархия была абсолютной, но всё же она настолько отличалась от всего существующего сейчас, что простое упоминание монархии не даст никакого представления о фактах. Тон во всей системе задавала ответственность. У царя, конечно же, была абсолютная власть, но он также нёс и абсолютную ответственность за всё происходящее. С ранних лет его учили понимать, что где бы в его обширной империи ни существовало какое-нибудь зло, которого можно было избежать — например, человек, желающий работать, не мог найти себе подходящий вид работы, или больной ребёнок не получал должного внимания — это было упущением в его руководстве, пятном на его правлении и на его личной чести.
У него имелся большой правящий класс, помогавший ему в его работе, и будучи на попечении этого класса, вся нация подразделялась самым тщательным и систематическим образом. Прежде всего, империя разделялась на провинции, над каждой из которой был поставлен вице-король, за ними шли те, кого мы могли бы назвать генерал-губернаторами округов, а за теми — губернаторы городов и небольших областей. Каждый из них прямо отвечал перед вышестоящим начальником за благосостояние каждого человека в его ведении. Это подразделение ответственности продолжалось, пока мы не доходили до своеобразного сотника — чиновника, на попечении которого была сотня семей, за которые он был полностью ответственен. Это был самый низший представитель правящего класса, но ему, в свою очередь, обычно помогали добровольные помощники, взятые им из каждого десятого семейства, доставлявшие ему самые последние новости обо всём, что требовалось или шло не так.*
 
__________
* Читавшие древнеиндийскую литературу сразу же признают сходство этой системы с той, что преобладала у арьев в ранний период. Это только естественно, поскольку все следующие друг за другом ману являются членами той же Иерархии, и заняты в аналогичной работе.
 
Если кто-либо из чиновников, входивших в эту тщательно разработанную систему, пренебрегал своей работой, сообщение вышестоящему начальнику вызывало немедленное расследование, поскольку честь последнего зависела от полного довольства и благосостояния каждого, кто находился в его юрисдикции. Такая неусыпная бдительность при исполнении общественного долга не столько вменялась законом (хотя, несомненно, закон такой был), сколько вызывалась общим для всего правящего класса чувством, схожим с чувством чести джентльмена, что было силой, превосходящей силу любого внешнего закона, поскольку в действительности тут действовал высший закон изнутри — указание пробуждающегося "Я" личности, касающееся того, что оно знает.
Таким образом видно, что мы познакомились с системой, во всех отношениях основывавшейся на том, что было полным антитезисом всем тем идеям, которые провозглашаются сейчас прогрессивными. Фактор, делавший такой вид правления возможным и действенным — существование среди всех классов просвещённой части общества глубоко укоренившегося мнения — столь сильного и определённого, что делало практически невозможным для любого человека неисполнение своего долга перед государством. Всякий, кто не исполнял его, считался бы нецивилизованным существом, недостойным высокой привилегии гражданства в этой великой империи "Детей Солнца", как называли свою страну эти ранние перуанцы. На него смотрели бы примерно с таким же ужасом и жалостью, как в средневековой Европе — на отлучённого от церкви.
Из этого положения дел — столь отличного от чего-либо существующего сейчас, что нам очень трудно его представить — возникал другой факт, почти столь же трудный для нашего осознания. В древнем Перу почти не было законов, а следовательно — и тюрем, и наша система исполнения наказаний показалась бы тому народу, о котором мы сейчас говорим, совершенно бессмысленной. В их глазах жизнь гражданина империи казалась единственной стоящей жизнью, и все хорошо понимали, что каждый человек занимал своё место в обществе только на условиях исполнения своего долга перед ним. Если кто-нибудь каким-либо образом не исполнял его (а это был почти неслыханный случай из-за уже упомянутой силы общественного мнения), от чиновника, управляющего областью, где он жил, требовали объяснений, и если расследование показывало, что он достоин осуждения, то он получал от этого чиновника выговор. Что-либо подобное систематическому пренебрежению своим долгом расценивалось как одно из ужасных преступлений, подобное убийству или воровству, и за все подобные преступления наказание было только одно — изгнание.
Теория, на которой основывалось подобное общественное устройство, была исключительно проста. Перуанцы придерживались мнения, что цивилизованный человек принципиально отличается от дикаря тем, что понимает и разумно выполняет свои обязанности перед государством, часть которого составляет. Если же он не выполняет эти обязанности, он сразу же становится опасностью для государства. Он показал, что недостоин участвовать в его благах, и следовательно, исключается из него, чтобы жить среди варварских племён на границах империи. Отношение перуанцев к этому вопросу, может быть, хорошо характеризует само слово, которым у них назывались эти племена — с их языка оно буквально переводилось как "беззаконные".
Однако, к этой крайней мере — изгнанию — приходилось прибегать лишь изредка. В большинстве случаев чиновников любили и уважали, и одного намёка с их стороны было более чем достаточно, чтобы призвать нарушителя к порядку. Да и те немногие исключённые изгонялись из родной страны не навсегда — после определённого периода им, после испытательного срока, позволялось вновь занять своё место среди цивилизованных людей, и снова получать удовольствие от преимуществ гражданства, как только они покажут себя достойными этого.
Среди многих функций чиновников (или "отцов", как они назывались), была обязанность судей, хотя законов, в нашем понимании, там практически не было; скорее всего они больше всего соответствовали нашим третейским или арбитражным судьям. Все споры, которые возникали между двумя людьми, передавались им, и в этом случае, как и во всех других, неудовлетворённый решением мог подать апелляцию вышестоящему судье, так что в пределах возможного было и то, что какое-нибудь запутанное дело доходило до подножия трона самого царя.
Высшими руководителями предпринимались все усилия к тому, чтобы быть доступными для всех, и частью составленного для этой цели плана была тщательно разработанная система визитов. Раз в семь лет сам царь совершал для этой цели объезд империи, и точно так же губернатор провинции должен был объезжать её ежегодно, а его подчинённые в свою очередь должны были постоянно наблюдать собственными глазами, всё ли хорошо у вверенных им людей, а тем, кто хотел бы проконсультироваться с ними или обратиться к ним, предоставлять для этого всякую возможность. Эти царские и губернаторские поездки обставлялись с достаточной торжественностью и всегда были поводами к радости народа.
Система правления по меньшей мере в том имела что-то общее с современной, что существовала полная и тщательная система регистрации. Рождения, браки и смерти фиксировались со скрупулёзной точностью, из чего составлялась статистика во вполне современном стиле. У каждого сотника был подробный список всех его подопечных, и на каждого их них у него была заведена любопытная маленькая табличка, на которую заносились основные события его жизни, по мере того, как они происходили. Но вышестоящему начальнику он уже не сообщал имён, а отчитывался в числах — сколько больных, сколько здоровых, сколько родилось, сколько умерло и т.д., и эти маленькие отчёты постепенно сводились воедино и передавались всё выше и выше по чиновничьей иерархии, пока их резюме периодически не доставлялось самому монарху, у которого таким образом всегда под рукой были результаты этой постоянной переписи населения империи.
Другой момент сходства между этой древней системой и нашей собственной можно найти в том, насколько тщательно отмерялась и нарезалась земля, и прежде всего — как она анализировалась — ибо главной целью всех этих обследований было выяснить точное состояние земли в разных частях страны, чтобы можно было засадить её наиболее подходящей культурой и получить от неё максимум в целом. В самом деле, можно сказать, что наибольшая важность в сравнении со всеми прочими направлениями работы придавалась тому, что мы бы назвали научным ведением сельского хозяйства.
Это прямо подводит нас к рассмотрению того, что наверно было самым примечательным из всех институтов этой древней расы — её земельной системы. Это уникальное устройство столь прекрасно подходило этой стране, что куда более низкоразвитая раса, которая через тысячи лет покорила и поработила выродившихся потомков наших перуанцев, постаралась поддерживать её, насколько ей это удавалось, и её остатки, которые ещё действовали, вызвали восхищение заставших её испанских завоевателей. Можно сомневаться, могла ли такая система успешно проводиться на менее плодородных и более заселённых землях, но во всяком случае, она превосходно работала в то время и в том месте, где мы её обнаружили. И теперь мы должны постараться объяснить эту систему, сначала для ясности набросав лишь её общие контуры и оставив многие жизненно важные моменты для объяснения в другом месте.
Каждому городу или деревне отводилось для обработки определённое количество пахотной земли вокруг, и оно было строго пропорционально количеству жителей. Из этих жителей всегда назначалось значительное количество работников для обработки земли, которых можно было назвать рабочим классом. Не то, чтобы другие не работали, но эти были выделены для данного конкретного типа работы. Как набирался этот рабочий класс, мы объясним позднее, а пока что нам будет достаточно сказать, что его члены были мужчинами в расцвете сил, в возрасте от 25 до 45 лет — стариков, детей, больных или слабых людей в его рядах не было.
Земля, отведённая каждой деревне для обработки, прежде всего делилась на две половины, которые мы можем назвать частной и общественной землёй. Обе они должны были обрабатываться рабочими — частная земля для их собственных нужд и выгоды, а общественная земля — для блага общества. Обработка общественной земли, так сказать, выполняла роль налогов, собираемых в современных государствах. Естественно, сразу может возникнуть представление, что налог, составлявший половину дохода человека или отнимавший половину его времени и энергии (что в данном случае то же самое), чрезмерно тяжёл и несправедлив. Но пусть читатель подождёт, пока не узнает, что делалось с продуктом этой общественной земли, и какую роль он играл в жизни нации, прежде чем станет осуждать это как тираническую эксплуатацию. Нужно усвоить, что практически выполнение этого правила вовсе не приводило к суровым результатам — обработка и своей, и общественной земли означала куда менее тяжёлую работу, чем выпадает на долю английского крестьянина. И хотя по меньшей мере дважды в год она требовала нескольких недель непрестанной работы с утра до ночи, были длинные периоды, когда всё необходимое легко делалось за два часа в день.
Частная земля, которой мы займёмся сначала, разделялась между жителями с самой скрупулёзной справедливостью. Каждый год после сбора урожая каждому взрослому, будь то мужчина или женщина, давался определённый участок земли, хотя вся обработка выполнялась мужчинами. Таким образом, женатый мужчина без детей мой иметь в два раза больше земли, чем холостой, а например, вдовец с двумя незамужними дочерьми — в три раза больше, но когда дочь выходила замуж, её надел переходил вместе с ней к её мужу. С рождением каждого ребёнка паре давался дополнительный участок, который увеличивался по мере того, как дети росли — это делалось, чтобы у каждой семьи было необходимое пропитание.
Человек мог выращивать на своей земле всё, что угодно, но не мог оставлять её необработанной. Конечно, он должен был выращивать то или иное зерно для своего пропитания, но коль скоро этого было достаточно для жизни, остальное было его собственным делом. В то же время к его услугам всегда были эксперты, от которых он мог получить самый лучший совет, так что он не мог пожаловаться на незнание, если его выбор оказывался неподходящим. Человек, не принадлежащий к этому классу сельскохозяйственных рабочих, то есть, зарабатывающий каким-то иным способом, мог либо обрабатывать свой участок в свободное время, либо нанять одного из этих рабочих, но в этом случае продукт принадлежал не ему, а человеку, который выполнял работу. Тот факт, что один такой рабочий мог выполнять работу двоих, что он часто совершенно добровольно и делал, доказывает, что этот фиксированный объём работы с действительности был весьма нетрудным делом.
Приятно отметить, что в связи с этой сельскохозяйственной работой всегда выказывалось много дружеских чувств и изъявлялась готовность помочь. Человек, имевший много детей и потому необычно большой земельный участок, всегда мог рассчитывать на любезную помощь своих соседей, как только они закончат свои более лёгкие труды, и всякий, у кого были основания устроить себе выходной, никогда не оставался без помощи друга, который занимал его место на время его отсутствия. Вопроса болезни мы здесь не касаемся по причинам, которые скоро станут ясны.
 
Что касается урожая, то с тем, как им распорядиться, не было никаких трудностей. Большинство людей выбирали для выращивания те зерновые культуры, фрукты и овощи, которые они сами могли использовать в пищу, а излишек можно было продать или обменять на одежду или иные товары. В худшем случае правительство всегда было готово купить любое количество предложенного зерна по фиксированной цене, которая была чуть меньше рыночной, для своих запасов, которые всегда содержались в огромных зернохранилищах на случай голода или иной чрезвычайной ситуации.
Но давайте теперь посмотрим, что делалось с урожаем другой половины обрабатываемой земли, которую мы назвали общественной. Она сама подразделялась на две равные части (каждая из которых таким образом составляла четверть всей пахотной земли в стране), и одна из них называлась землёй царя, а другая — землёй Солнца. Существовал закон, что прежде всего должна была обрабатываться земля Солнца, а когда это было сделано, человек мог заняться своей личной землёй, и только когда вся эта работа была выполнена, он должен был внести свой вклад в обработку земли царя. Так что если плохая погода задерживала урожай, потери в первую очередь нёс царь, и это, за исключением совсем уж неурожайных лет, не влияло на личную долю. Земля же Солнца была застрахована почти что от всех возможных случайностей, за исключением полной гибели посевов.
Что касается вопроса орошения, всегда важного в стране, большая часть которой бесплодна, всегда соблюдался тот же порядок. Пока не были полностью орошены земли Солнца, ни одна капля драгоценной воды не направлялась в другие места, и пока личные участки всех людей не получали требуемого, вода не направлялась на царские земли. Смысл такого распределения будет очевиден позже, когда мы поймём, как использовалась продукция этих разных наделов.
Таким образом мы видим, что четверть всего богатства страны направлялась непосредственно в руки царя, поскольку с деньгами, выручаемыми от производства или добычи полезных ископаемых поступали так же — первая четверть Солнцу, затем половина рабочим и оставшаяся часть — царю. Что же делал царь с этим громадным доходом?
Во-первых, он содержал всю правительственную машину, о которой уже упоминалось. Жалованье всему классу чиновников — от вице-королей больших провинций до сравнительно скромных сотников — выплачивалось им, и не только жалование, но и все их расходы, связанные с визитами и прочими поездками.
Во-вторых, на эти доходы он осуществлял все гигантские общественные работы своей империи, даже отдельные руины которых всё ещё удивляют нас через четырнадцать тысячелетий спустя. Замечательные дороги, соединявшие города и городки по всей империи, прорубались сквозь гранитные горы и огромными мостами пересекали непреодолимые пропасти. Великолепная система акведуков, которые в инженерном отношении нисколько не уступали современным, могла доставлять жизнедающую воду в самые дальние уголки засушливой и часто бесплодной страны. Всё это строилось и поддерживалось на доходы, получаемые с царских земель.
В-третьих, он строил и всегда держал полными огромные зернохранилища, расположенные с частым интервалом по всей империи. Ведь иногда случалось, что дождливый сезон вообще не приходил, и несчастным крестьянам мог угрожать голод — потому существовало правило, что всегда должен поддерживаться двухлетний запас продуктов для всей нации — запас, который, вероятно, никакая другая нация не пыталась держать. И каким бы колоссальным ни было это предприятие, это правило всегда выполнялось несмотря на все затруднения. Возможно, даже великая власть перуанского императора не смогла бы добиться этого, но у него имелся способ создания концентрированной пищи, который был одним из открытий его химиков — этот метод будет упомянут позже.
В-четвёртых, на эти средства он содержал армию — ибо у него была армия, и очень хорошо подготовленная, хотя он использовал её для многих других целей, кроме военных, поскольку для неё не часто находилась такая работа — менее цивилизованные племена, окружавшие империю, знали и научились уважать её силу.
Здесь лучше не останавливаться для описания особой работы армии, дабы докончить наш грубый набросок устройства этого древнего государства, показав место, занимаемое в нём великим сословием жрецов Солнца — насколько это касается светской стороны их работы. Как же использовали они свои огромные доходы, в общей сумме равные доходам царя, когда последние достигали своего максимума, да ещё и лучше застрахованные от снижения в годы неурожая?
Царь на свою долю доходов действительно совершал чудеса для благосостояния страны, но его достижения меркнут в сравнении с достижениями жрецов. Во-первых, они содержали великолепные храмы Солнца по всей стране, причём в таком масштабе, что маленькая деревенская часовня имела золотые украшения, вес которых можно было бы считать на тонны, а уж храмы больших городов сияли таким великолепием, к которому с тех пор никогда не приближались нигде на Земле.
Во-вторых, они давали бесплатное образование всей молодёжи империи — как юношам, так и девушкам. Это было не просто начальное образование, но тщательное техническое обучение, которое длилось до двадцатилетнего возраста, а иногда и заметно дольше. Подробности о нём мы приведём позже.
В-третьих (и это, возможно, покажется нашим читателем самой необычайной из их функций), они полностью заботились обо всех больных. Это не значит, что они были просто врачами (хотя и ими они тоже были), но с того момента, как мужчина, женщина или ребёнок заболевали, они сразу же переходили под опеку жрецов, или, по тогдашнему изящному выражению, становились "гостями Солнца". Больной незамедлительно освобождался от всех своих обязанностей по отношению к государству, и до его выздоровления не только необходимые лекарства, но и продукты питания поставлялись ему бесплатно из ближайшего храма Солнца, тогда как в серьёзных случаях его обычно забирали туда как в больницу, чтобы обеспечить ему более тщательный уход. Если заболевший был кормильцем семьи, его жена и дети тоже становились "гостями Солнца" до его выздоровления. В наши дни любая система, хотя бы отдалённо напоминающая эту, непременно привела бы к мошенничеству и симуляции, но это из-за отсутствия у современных наций того просвещённого и повсеместно распространённого общественного мнения, которое в древнем Перу делало такие вещи невозможными.
В-четвёртых, — и возможно, это заявление сочтут даже более поразительным, чем предыдущее — все люди старше сорокапятилетнего возраста (за исключением чиновников) тоже становились "гостями Солнца". Считалось, что человек, проработавший 25 лет после двадцатилетнего возраста, когда на него впервые возлагались обязанности по внесению своего вклада в государство, заслужил отдых и комфорт до конца своей жизни, сколько бы она ни продлилась. Поэтому всякий человек, достигнув возраста в 45 лет, мог, если желал, прикрепиться к одному из храмов, и жить жизнью изучающего, подобной монашеской, или, если он предпочитал остаться со своими родственниками, он мог жить и с ними, распоряжаясь своим досугом, как ему угодно. Но в любом случае он освобождался от всякой работы на государство, а его пропитание обеспечивалось жрецами Солнца. Конечно, ему вовсе не возбранялось продолжать любой вид работы, какую он пожелает, и фактически большинство людей предпочитало найти себе какое-нибудь занятие, даже если это было всего лишь хобби. В действительности, большинство самых ценных открытий и изобретений были сделаны теми, кто будучи свободен от постоянных трудов, был волен следовать своим идеям и экспериментировать на досуге так, как не мог никто из занятых людей.
 
Члены класса чиновников, однако, не удалялись от активной жизни в возрасте 45 лет, кроме как в случае болезни; не делали этого и жрецы. В этих двух классах считалось, что мудрость и опыт, накопленные с годами, были слишком ценными, чтобы их не использовать, так что в большинстве случаев жрецы и чиновники умирали, будучи ещё на службе.
Теперь станет очевидно, почему работа жрецов считалась самой важной, и почему вклад в богатства Солнца не должен был снижаться, даже если другие доходы страдали — ведь от них зависели не только религиозные дела, но и образование молодёжи и забота о больных и стариках.
Этой странной системой ещё в те отдалённые времена было достигнуто следующее — каждому человеку было обеспечено полное образование со всеми возможностями развития любых его особых талантов, затем следовали 25 лет работы — довольно упорной, но никогда не чрезмерной по количеству или неподходящей по характеру, после чего был обеспечен комфорт и свободное время, и человек был совершенно свободен от всяческих забот или беспокойств. Конечно же, некоторые были беднее других, но то, что мы называем бедностью, было неизвестно, и нужда была невозможно; а в дополнение к этому почти не было преступности. Неудивительно, что изгнание из этого государства считалось самым страшным земным наказанием, и что варварские племена на границах сразу же включались в эту систему, как только им удавалось её понять.
 
Интересно будет исследовать религиозные представления этих людей древних времён. Если бы нам нужно было классифицировать их веру, поместив её среди уже нам известных, нам пришлось бы назвать её культом Солнца, хотя конечно же они и не думали поклоняться физическому Солнцу. Всё же они считали его чем-то большим, чем просто символ. Если мы постараемся выразить их чувства в теософической терминологии, пожалуй, ближе всего мы подойдём к их идее, если скажем, что они смотрели на Солнце как на физическое тело Логоса, хотя этим мы припишем им такое представление, которое они сами, вероятно, сочли бы непочтительным. Они сказали бы вопрошающему, что поклоняются Духу Солнца, от которого всё пришло и к которому всё вернётся, и это вовсе не неудовлетворительное представление великой истины.
Похоже, у них не было ясного представления о доктрине перевоплощения. Они были совершенно уверены, что человек бессмертен, и придерживались мнения, что в конечном счёте ему было предназначено вернуться к Духу Солнца, возможно, став единым с ним, хотя это в их учениях не было ясно определено. Они знали, что до этого конечного свершения должно было пройти множество других длительных периодов существования, но мы не находим, что они с уверенностью сознавали, что какая-та часть этой будущей жизни будет вновь проведена на этой земле.
Самой выдающейся чертой их религии был её радостный характер. Всякая грусть или печаль считалась злом и полной неблагодарностью, поскольку эта религия учила, что Божество желает видеть своих детей счастливыми, и само бы опечалилось, увидев их печаль. Смерть не считалась поводом для скорби, но скорее для чего-то вроде торжественной и почтительной радости, поскольку Великий Дух счёл ещё одного из своих детей достойным приблизиться ближе к нему. Напротив, самоубийство, в виду этой идеи, считалось самым отвратительным поступком и актом грубейшей самонадеянности — человек, совершивший самоубийство, пытался без приглашения войти в высшие царства, годным для которых он ещё не был сочтён единственным авторитетом, обладавшим знаниями, требуемыми для решения этого вопроса. Но в действительности во времена, о которых мы пишем, самоубийства были практически неизвестны, потому что народ в целом был очень довольным.
Публичные службы были самого простого характера. Ежедневно воздавались хвалы Духу Солнца, но они никогда не были молитвами. Религия учила, что Божество лучше знает, что нужно людям для их блага — хотелось бы, чтобы эту доктрину полнее понимали и в наши дни. В храмах жертвовались плоды и цветы — не потому что Бог Солнца желал таких приношений, но просто в знак того, что всем этим люди были обязаны ему, ибо одной из самых заметных теорией в их вероисповедании была та, что весь свет, жизнь и сила приходят от Солнца — теория, вполне подтверждаемая открытиями современной науки. На их великих праздниках устраивались великолепные процессии, и жрецы обращались к народу с увещеваниями и наставлениями, но даже в этих проповедях самой заметной чертой была их простота, и учения давались в основном в образах и притчах.
Однажды, в ходе исследований жизни конкретного человека, мы проследовали за ним на одно из этих собраний, и слушали с ним проповедь, прочитанную по этому случаю старым седобородым жрецом. Несколько простых слов, сказанных им тогда, возможно, дадут лучшее представление об этой религии древнего мира, чем любое описание, которое можем предложить мы сами. Жрец, одетый в нечто вроде золотой ризы, которая была знаком его сана, встал на вершине ступеней храма и оглядел аудиторию. Затем он обратился к людям мягким, но звучным голосом, скорее как отец, рассказывающий детям историю, чем как оратор, выступающий с речью.
Он говорил им об их Господе, Солнце, призывая их помнить о том, что всё, что им нужно для их физического благосостояния, вызывается к существованию Солнцем, что без его великолепного света и тепла мир был бы холоден и мёртв, и жизнь была бы невозможна, и что именно благодаря ему растут плоды и зерно, составляющие основу их питания, и даже берётся свежая вода, самая драгоценная и необходимая для всех. Затем он объяснил им, что мудрецы древности учили, что за этим действием, которое могут видеть все, всегда есть другое, более великое действие, которое невидимо, но всё же ощущаемое теми, кто живёт в гармонии со своим Господом, и что подобно тому, что делает Солнце для их тел, в другом, и более удивительном аспекте, оно делает то же и для жизни их душ. Он указал на то, что оба этих действия совершенно непрерывны — и хотя Солнце иногда бывает скрыто от взора своих детей, причина этого временного затемнения обнаруживается в Земле, а не в Солнце, поскольку достаточно лишь забраться высоко в горы и подняться выше облаков, чтобы убедиться, что Господь всегда сияет во всей своей славе, совершенно не завися от той завесы, которая казалась нам столь плотной, будучи наблюдаема снизу.
Отсюда было легко перейти к теме подавленности духа или сомнений, которые, похоже, иногда отсекают высшие влияния, идущие от души, и проповедник самым решительным образом утверждал, что несмотря на видимость противного, эта аналогия хорошо соблюдается и здесь — облака всегда являются собственным порождением людей, и им нужно лишь достаточно высоко подняться, чтобы осознать, что Господь неизменен, и духовная сила и святость изливаются вниз всё время так же ровно, как и всегда. Потому депрессию и сомнение нужно отбросить как порождение неразумия и невежества; более того, их нужно осудить, как неблагодарность к Даятелю всего благого.
Вторая часть проповеди была столь же практичной. Пользу от деятельности Солнца, продолжал жрец, могут в полной мере испытать лишь те, кто и сам в совершенном здравии. Знаком совершенного здравия на всех уровнях будет подобие человека своему Господу, Солнцу. Человек, наслаждающийся полным физическим здоровьем — сам, как маленькое солнце, излучает силу и жизнь на всё окружающее, так что даже от самого его присутствия слабые становятся сильнее, а больные и страдающие получают помощь. Точно так же, указывал жрец, и человек, совершенно здоровый нравственно, является духовным солнцем, излучающим любовь, чистоту и святость, на тех, кому посчастливилось встретиться с ним. Таким образом, сказал он, долг человека — выразить благодарность за благие дары Господа, во-первых приготовив себя, чтобы принять их во всей полноте, а во вторых — передавая их без уменьшения своим собратьям. И обе эти цели могут быть достигнуты одним, и только одним путём — постоянным следованием примеру доброй воли Духа Солнца, что является единственным путём, по которому его дети могут приблизиться к нему.
 
Такой была эта проповедь, прочитанная четырнадцать тысячелетий назад, и при всей её простоте мы не можем не признать, что это учение является по сути теософическим и демонстрирует большее знание фактов жизни, чем многие более красноречивые проповеди, которые читаются в наши дни. Повсюду в этой проповеди мы замечаем малые моменты особой значимости — например, точное знание об излучении излишней жизненности здоровым человеком указывает на владение способности ясновидения теми предшественниками, от которых происходила эта традиция.
...
25.01.2015 AleksM 3 комментариев 2355 просмотров